Memow, или Регистр смерти - Джузеппе Д`Агата

Однако, когда он подошел уже совсем близко, в тюке вспыхнули два огромных глаза, два белых шара, полных страха.

— Не бей меня, мужчина. Я сейчас уйду.

Это была цветная девушка — молодая негритянка. Ей можно было дать лет шестнадцать-восемнадцать. Голос у нее был низкий, глухой, к тому же сонный.

— Прошу тебя, не вызывай полицию.

Она постаралась улыбнуться, и стали видны испорченные зубы. Медленно поднялась и потянулась.

— Все кости болят, — пожаловалась она. — Не знаю ничего более твердого, чем пол.

Она оказалась очень высокого роста. Красивое — при закрытым рте — лицо, почти скрытое густой копной волос, выбритых на затылке, выглядело маленьким по сравнению со всей фигурой. Черный свитер был надет поверх платья в крупную клетку, которая, очевидно, была когда-то черно-белой.

Девушка внимательно посмотрела на Аликино, остановившегося на площадке.

— Ты мне кажешься порядочным человеком. Где же это ты бродишь в такое время?

— Иду спать? А ты?..

— Я уже спала. Ты же видел.

— Неудобное для сна место.

— Я уже два дня не смыкала глаз.

— У тебя нет ключа? Кого-то ждешь?

— Я тут не живу. Просто повезло, что дверь была приоткрыта.

— Спорю, что удирала от полиции.

Она слегка кивнула.

— Но ты ведь не вызовешь ее, не так ли?

— Ты не сделала мне ничего плохого, зачем же мне вызывать полицию.

— Многие и не подумали бы об этом. — Она качнула головой, как бы что-то вспоминая. — Мы с Фредди, с моим парнем, задумали посетить один магазин. Понимаешь — кирпич в витрину, и хватай что сможешь. Но не удалось. Впрочем, я и так знаю, что Фредди мямля. И вдобавок надо же, нарочно такого не придумаешь, — фараоны тут как тут. Мы разбежались в разные стороны.

— Зачем ты рассказала мне, что с тобой случилось? Я же тебя не спрашивал.

— И сама не знаю. Видно, иногда человеку бывает нужно высказать правду, словом отвести душу, особенно когда дела идут плохо.

— По-моему, ты нарочно захотела очернить себя больше, чем следовало.

— Ну, если ты так считаешь, значит, так и есть. На первый взгляд ты вроде бы неглупый человек.

— Как тебя зовут?

Она нерешительно помедлила с ответом.

— Ну ладно. Мне и в самом деле хочется сказать тебе всю правду, и потому я назову тебе свое настоящее имя. Меня зовут Аннет. — Она улыбнулась, но прикрыла зубы рукой. — Да, это верно, что ты подумал. В крови этих несчастных бедняков, моих предков, и в самом деле было что-то креольское.

— Аннет, теперь мне надо лечь спать.

— А кто у тебя дома?

— Никого.

— Тогда можешь позволить себе один маленький великодушный жест?

— Что тебе надо?

— Мне безумно хочется горячего кофе. И я сразу же уйду, клянусь тебе.

— Ты всегда доверяешь вот так — первому встречному?

— Ну же, впусти меня.

Квартира Аликино была на этой же площадке. Они вошли. Аликино включил лампу под оранжевым абажуром.

— Ты знал, что этот цвет делает кожу нежнее? — спросила Аннет. — Смотри, какие мы с тобой красивые.

— Я выбрал его специально, после долгого изучения.

Небольшая гостиная выглядела весьма аккуратной. Стены, казалось, были выложены книгами. Аликино прошел в крохотную кухню.

— Сварить тебе кофе по-неаполитански?

— Конечно. Ты просто сокровище.

Они переговаривались, разделенные тонкой перегородкой между кухней и гостиной.

— А ты, синьор, можешь сказать мне, как тебя зовут?

— Кино.

— Никогда не слышала такого имени. — Она рассмеялась. — Я вспомнила, что говорила моя мать: «Аннет, если принимаешь приглашение незнакомого мужчины, узнай хотя бы, как его зовут». Понимаешь, какая была логика у моей матери?

— Где же ты обычно ночуешь?

— Где придется. Эй, Кино, не уверяй меня, будто в этой чудесной квартирке нет ванной комнаты с душем.

— Дверь рядом.

Наблюдая за кофеваркой, стоящей на газовой плите, Аликино слышал шум воды в душе и счастливые возгласы Аннет. Когда кофе был готов, он выключил газ и поспешил в гостиную. Взяв стопку бумаги, он положил ее на низкий столик, стоявший возле дивана и кресел, и принялся быстро записывать: В доме Маскаро в Риме пьют кофе мокко. Кто его варит? Решить. А душ? Его принимают каждый день. Кто предпочитает принимать ванну?

Аннет вышла в гостиную и увидела, что Аликино что-то пишет.

— Эй, что это ты пишешь?

— Кофе готов. Разлей в чашки и принеси, пожалуйста, сюда.

— Хорошо. Я надеялась, что заслуживаю хотя бы взгляда теперь, когда я такая чистая. Мне кажется, я обновилась.

Аликино поднял глаза. Аннет была в белом халате, голова повязана розовым полотенцем.

— Ты красива. Прекрасно выглядишь.

— Да, вижу, тебе нравится.

Аликино снова взялся за ручку. Девушка прошла в кухню и вернулась оттуда с кофе. Поставила чашки на столик.

— Не хочешь присоединиться?

Аликино выпрямился и отложил бумаги в сторону.

— Извини, но если не запишу сразу же некоторые соображения по мере того, как они приходят в голову, то потом забуду.

— У тебя плохо с памятью? — весело поинтересовалась Аннет.

— Я работаю.

— Не понимаю. Разве ты не сказал, что хочешь спать?

— Самое лучшее было бы, если б я мог одновременно и спать, и работать.

— Ты немного сумасшедший, Кино. Хорошо хоть тихий сумасшедший.

— Аннет, объяснять все слишком долго, и думаю, ты не поняла бы. Могу только сказать, что за очень короткое время я должен придумать себе жизнь.

Огромные глаза девушки округлились.

— А с чего это вдруг тебе понадобилось придумывать себе жизнь?

— Со всеми подробностями, со всеми деталями, даже с самыми незначительными. Жизнь вроде твоей или моей, такую, какой мы живем каждый день, и даже не замечаем, что живем? Понимаешь?

— Ни капельки.

— Это совсем непросто, знаешь? Куда проще придумать смерть.

— Оставь эти разговоры. Мне от них страшно. — Она о чем-то догадалась, и это успокоило ее. — Я поняла. Ты — человек, который пишет. Из тех, что строчат в газетах.

Аликино улыбнулся и сделал отрицательный жест.

— Я работаю с компьютером.

— Ну вот и приехали! — воскликнула Аннет. — Я слышала, теперь даже комиксы делают на этих самых компьютерах. Комиксы — это ведь тоже придуманная жизнь. Правда?

— Давай лучше попьем кофе. Ты говорила, что хочешь погорячее.

Беря чашку, Аннет наклонилась, и халат распахнулся, обнажив одну грудь. Это была небольшая грудь с толстым и очень темным соском. Аннет и не подумала прикрыть ее, а принялась потягивать кофе.

— Нравится кофе?

— М-м, — произнесла Аннет, стараясь заглянуть в глаза Аликино. — А я тебе нравлюсь?

Она еще больше обнажила свои длинные нога. Казалось, они были обтянуты темным шелком.

— У тебя есть все, что нужно, чтобы нравиться мужчине.

Почувствовав себя еще увереннее, Аннет распахнула халат и раздвинула колени. Ей явно доставляло удовольствие демонстрировать свои гениталии, которые были действительно внушительных размеров, — длинная вертикальная щель, розовая, неровная, окруженная густыми, черными до синевы волосами. Аликино с чисто антропологическим, анатомическим интересом, не проявляя никакой другой реакции, смотрел на это большое мохнатое пятно, которое, казалось, широко расползлось, захватив едва ли не все пространство в паху и даже часть живота.

— Спорю, что ты никогда не был близок с цветной женщиной, — засмеялась она.

— Почему ты так думаешь?

— Ты не из тех, кто берет что подвернется. — Она потеребила волосы на лобке. — Ты же видишь, все точно такое, как у других женщин. Я хочу сказать — и у белых.

Аликино согласно кивнул.

— Тогда почему сидишь как истукан? Мне уже очень хочется. Наверное, из-за этого душа.

— Да, наверное, именно из-за душа.

— Я серьезно говорю. Знаешь, часто бывает только холодная вода. Иногда вообще нет душа, и мне так и не удается принять его. По-моему, душ вызывает какое-то эротическое возбуждение.

— Возможно.

— Послушай, сокровище. Буду говорить с тобой напрямик. В этом мире ничего не получают за просто так. Мне достаточно совсем немногого, но это немногое я хочу получить, иначе будет то же самое, что играть в карты без денег. Ты платишь за такси, даешь немного мне, и все довольны. Идет?

— Идет. Но послушай меня, Аннет…

— Я не больна. СПИД и все такое — будь спокоен. Впрочем, я занимаюсь любовью только с Фредди, а он маньяк в том, что касается здоровья. — Неожиданно она забеспокоилась и нахмурилась. — Сокровище, может, скажешь все-таки, что тебя останавливает? У тебя есть, наверное, свои аннет? Но ты хорошо сохранился.

— Мне пятьдесят девять лет, — солгал Аликино. Ему не хотелось говорить «шестьдесят».

— Серьезно? Не поверю. Но я и в самом деле могу помочь тебе вернуть силу. Уж предоставь это мне.

— Аннет, я дам тебе вдвое больше, чем ты просишь, но мне совершенно необходима твоя помощь.